Как спасали "Матч века"
Почти 50 лет назад, 11 июля 1972 года в Рейкьявике, столице Исландии, началась первая партия матча на первенство мира между действующим чемпионом Борисом Спасским и претендентом Робертом Фишером. Церемония открытия состоялась 1 июля, на 10 дней раньше, но Фишер на ней не присутствовал.
Судьба "Матча века", сумевшего привлечь внимание миллионов болельщиков шахмат и вызвать рекордный рост популярности игры в разгар Холодной войны, висела на волоске не один, а несколько раз, но многие события за прошедшие 50 лет стерлись из памяти.
В первой статье цикла о "Матче века" рассказываем о переговорах, предшествовавших матчу.
Фишер и ранее считался звездой шахмат, а громкие победы над Марком Таймановым (6-0), Бентом Ларсеном (6-0) и Тиграном Петросяном (6.5-2.5) в претендентских матчах 1971 года сделали его известным даже среди тех людей, кто не интересуется шахматами. О талантливом шахматисте регулярно писала популярная пресса, a президент Никсон отправил ему письмо с выражением поддержки от всей страны.
К концу 1971 года ФИДЕ получила рекордное количество заявок на проведение матча. Этой чести добивались 15 городов: Амстердам, Афины, Белград, Блед, Богота, Буэнос-Айрес, Чикаго, Дортмунд, Монреаль, Париж, Рейкьявик, Рио-де-Жанейро, Сараево, Загреб и Цюрих. По словам Макса Эйве, пятого чемпиона мира и президента ФИДЕ, самыми щедрыми были предложения Белграда (152.000$ призовых), Рейкьявика (125.000$ и Сараева (120.000$), примерно в 10 раз превышающие призовой фонд любого прошлого матча на первенство мира.
В недавно переведенной на английский язык книге "Матч на все времена" (The Match Of All Time) Гудмундр Тораринссон, президент федерации шахмат Исландии тех лет, пишет, что ему не верилось, что матч достанется Исландии:
"Меня очень мало интересовала заявка, поскольку я считал нашу работу над ней бесполезной тратой времени. Приведу пример: я не смог отправить заявку в ФИДЕ вовремя и позвонил Фрейстейнну Торбергссону, попросив его приехать в Амстердам и привезти заявку в штаб-квартиру ФИДЕ лично к моменту вскрытия заявок. Он хорошо справился с этим поручением".
Брэд Даррах, репортер журнала "Лайф", собравший свои статьи в книгу "Бобби Фишер против всего мира" (Bobby Fischer vs. the Rest of the World), сообщает, что Тораринссон вначале хотел предложить приз 25.000$, но за неделю до окончания подачи заявок он прочел в немецкой газете, что Исландия сделала заявку в размере 100.000$. Предположив, что другие города попытаются предложить больше, Тораринссон повысил заявку до 125.000$. Сам Тораринссон не упоминает об этом в своей книге.
Также в заявке Рейкьявика упоминалось, что помимо призового фонда игроки получат 30% дохода от прав для ТВ/кино. Для 70-летнего Эйве это было новшеством, и он предложил разделить доход поровну между игроками, федерациями и ФИДЕ в соответствующей телеграмме федерациям, направившим заявки. Представителям Белграда не понравилось это условие, и они сообщили, что отзывают свое предложение. 15 января 1972 года Эйве отправился в Белград и предложил организаторам 7.000$ в качестве компенсации.
Тем временем, Эйве попросил Фишера и Спасского сообщить, где те хотят играть, до 31 января 1972 года. Спасский выбрал Рейкьявик, Амстердам, Дортмунд и Париж, а Фишер - Белград, Сараево, Буэнос-Айрес и Монреаль.
Списки никак не пересекались, поэтому ФИДЕ дала противникам дополнительное время до 10 февраля, чтоб прийти к согласию, иначе Эйве сам назначил бы город. Эд Эдмондсон, президент федерации шахмат США, отправился в Москву и договорился провести матч в Рейкьявике, если Фишер не будет возражать.
Эйве с облегчением прочел в телеграмме из Москвы, что Спасский согласен на Рейкьявик, но вскоре из Нью-Йорка пришла телеграмма: Фишер отказывается! Он называл Рейкьявик слишком маленьким и примитивным, "тупым местом для матча". Проволочки злили советских шахматных чиновников, обвинявших президента ФИДЕ в нарушении договоренностей — эта ситуация будет повторяться снова и снова.
Распилить дитя пополам
Тогда прагматичный Эйве сделал новое предложение: провести матч в двух городах с максимальным размером заявки. Белград согласился при условии, что он получит первую половину, а Рейкьявик хотел, чтобы его взнос был пропорционально уменьшен, если матч не продлится полные 24 партии.
Фишер согласился, а Эдмондсон сказал: "Эйве принял соломоново решение. Он распилил дитя пополам".
Не всем нравилась идея Эйве. Секретарь ФИДЕ Генриетта-Браунсталь Славекорде в знак протеста ушла со своего поста. Федерация шахмат СССР также возражала, замечая, что летом в Белграде очень жарко, и обвиняя ФИДЕ в нарушении договоренностей. Эйве объяснил свои решения на встрече руководства ФИДЕ, прошедшей 2-3 марта в Москве, и советская федерация неохотно отозвала свой протест.
18 марта в Амстердаме началось 40-часовое заседание с участием ФИДЕ и делегаций из Исландии и Югославии, где было утверждено проведение матча в двух городах. Участники переговоров одобрили новый размер призового фонда - 138.000$ (среднее из двух заявок) и схему платежей на случай досрочного завершения матча - в этом случае Белграду пришлось бы выплачивать пропорционально большую долю призового фонда.
Сам Эйве не мог участвовать в этой встрече, поскольку отправился в турне по Австралии и Восточной Азии. 20 марта в Сиднее он узнал, что представители игроков со всем согласны, и Ефим Геллер подписал контракт от имени Спасского, а Эдмондсон - от имени Фишера.
Через два дня Фишер вновь отозвал согласие Эдмондсона, потребовав, чтобы Белград и Рейкьявик поменяли условия матча, поделившись с гроссмейстерами возможными доходами. В противном случае он отказывался играть. Как оказалось, Эдмондсон не имел полномочий представлять Фишера и вскоре прекратил сотрудничество с ним.
На этот раз Эйве проявил твердость и потребовал, чтобы федерация шахмат США приняла условия до 4 апреля. Вскоре он получил телеграмму, что Фишер согласен, и все в порядке, но представители Белграда, которых спонсировал югославский банк, потеряли терпение и потребовали депозит в размере 35.000$ от советской и американской федераций шахмат. Американцы отказались, и 11 апреля Белград отозвал свою заявку.
Весь матч в Исландии
Федерация шахмат Исландии предложила провести весь матч с условием, что его начало будет перенесено с 22 июня на 2 июля. Это предложение было принято. В книге о матче, написанной в соавторстве с Яном Тимманом, Эйве признал, что немного нарушил правила матча, где было указано, что тот должен начаться не позднее 1 июля. Президент сделал это по двум причинам: в любом случае Фишер не мог играть в субботу по религиозным соображениям, а ФИДЕ уже решила убрать из правил точную дату, отсеивавшую слишком много городов с теплым климатом.
Москва согласилась на проведение всего матча в Рейкьявике. США вначале отказались, но вторая телеграмма, отправленная 6 мая, гласила: "Фишер согласен, но протестует". Эйве пишет, что после матча понял, что это значило: "Я буду играть, но буду использовать все возможности, чтобы протестовать по любому поводу".
Тораринссон пишет в "Матче на все времена":
"Все верят, что шахматный матч нанес Исландию на карту мира. Я считаю, что Исландию на карту мира нанес Спасский, поставивший Исландию первой. Без него никто бы не принимал нас в расчет".
Биограф Фишера Фрэнк Брэди предположил, что Фишера убедил играть его исландский знакомый Фрейстейнн Торбергссон, указавший на политическое значение матча. Торбергссон, являвшийся ожесточенным коммунистом, встречался с Фишером в США и написал эссе о том, что победа Фишера станет "ударом по поднятым кулакам коммунистической пропаганды".
В эти дни Холодной войны мир разрывала борьба между Западом и Советским блоком. Что могло быть символичнее шахматного матча представителей двух сторон, проходящего географически посреди Атлантического океана?! Средства массовой информации, конечно, обратили на это внимание.
Фишер выдвигает новые требования
С местом проведения матча, наконец, определились, но на этом сложности только начинались. За три месяца до начала матча Фишер выдвинул новые финансовые требования. Призовой фонд составлял 125.000$ (примерно 800.000$ с учетом инфляции); из них 62.5% доставалось победителю и 37.5% побежденному. Также участники матча получали 30% от прав на теле- и кинопродукцию.
Фишер дополнительно потребовал 30% от билетных сборов, сказав, что разделит эту сумму со Спасским. Организаторы отклонили это требование.
В начале июня Фишер находился в калифорнийской Санта-Монике и мог попасть в Исландию только через Нью-Йорк.
В воскресенье 25 июня, когда Фишеру уже стоило прибыть в Рейкьявик, ему позвонил мастер Энтони Сейди, сказав, что во вторник он летит на восточное побережье, чтобы увидеться с отцом. Сейди спросил Фишера, не поедет ли тот с ним, и Фишер согласился. Позже Сейди говорил, что у его возникло впечатление, что если бы он не позвонил, то Фишер так и остался бы дома.
Пропущенные рейсы
Через несколько дней, 29 июня, Фишер собирался сесть в самолет в аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди. Его багаж уже был загружен на борт, но, увидев сотни репортеров, Фишер покинул аэропорт, и самолет улетел без него. Он провел следующие несколько дней в доме родителей Сейди в районе Дугластон, графство Квинс, все еще преследуемый репортерами.
В Рейкьявике, куда Спасский с помощниками прибыл еще 21 июня, собрались примерно две сотни журналистов из 30 стран. Они начали понимать, что, вероятно, приехали в Исландию напрасно. У многих из них "покраснели глаза от встреч самолетов из Нью-Йорка в пять утра" по утрам. Даррах писал: "Всякий раз Бобби не было в числе прибывших рейсом DC-8, что становилось неприятной привычкой".
В то время один журналист спросил продюсера из Нью-Йорка Честера Фокса, купившего права на съемки и собиравшегося делать документальный фильм, не беспокоится ли тот за свои инвестиции. Фокс ответил: "Я перестал беспокоиться. Мне так страшно, что я вот-вот испачкаю штаны".
Сам Эйве приехал в Исландию в субботу 1 июля, в день церемонии открытия. Утром Спасский играл в теннис со своим секундантом Иво Неем на корте рядом с отелем "Сага" (Saga Hotel). Журналист спросил чемпиона, приедет ли Фишер, и Спасский ответил: "Нет, я не думаю, что Роберт Джеймс приедет".
Тем временем, в Дугластоне Эдмондон, Сейди и Уильям Ломбарди, священник, гроссмейстер и друг Фишера, ставший его секундантом, убеждали Фишера ехать.
Церемония открытия
Открытие состоялось по расписанию вечером 1 июля в 500-местном Национальном театре Исландии. Там присутствовали президент Исландии с супругой, послы, чиновники ФИДЕ, журналисты и другие гости. Только одно место в переднем ряду пустовало.
Фишер так и не приехал, поэтому главный судья матча Лотар Шмид предложил отложить жеребьевку на следующий день. Так или иначе, претендент мог прилететь ночным рейсом и вовремя сделать первый ход...
На следующий день пришла только телеграмма от Сейди с заявлением, что Фишер не может играть по болезни. Важно заметить, что правила матча позволяли отложить следующую партию по болезни на срок до шести дней, но для этого было нужно медицинское свидетельство.
Что делать? Ждать копию медицинского свидетельства по телеграфу? Но если матч уже начался, может, его должен сделать доктор в Исландии? Но... начался ли матч?
Эти вопросы задавались на встрече со всеми заинтересованными сторонами, собранной Эйве. Судья и советские тренеры доказывали, что матч уже идет и начался на церемонии открытия, но Эйве возражал, что "речей и игры на скрипке" было недостаточно. Американцы заявляли, что матч начнется только после жеребьевки.
Сам Фишер 3 июля сказал в интервью журналисту "Нью-Йорк Дейли Ньюз": "Я не болен. Я хочу, чтобы выполнили мои финансовые условия, иначе я не буду играть".
Отсрочка на два дня
Эйве снова предложил компромисс: отложить матч на два дня. Представители советской делегации взяли время на обдумывание до обеда и сказали, что им это не нравится, но они не станут протестовать. Эйве писал: "Я четко дал понять, что если советская делегация попросит об этом, я немедленно дисквалифицирую Фишера, но им не хотелось входить в историю шахмат как могильщики матча века".
Советское информационное агентство ТАСС писало, что "Эйве кажется, что это виртуозная комбинация. Вместо того, чтобы самостоятельно принять решение о дисквалификации Фишера в соответствии с правилами, он пытается переложить ответственность на плечи чемпиона мира".
Эйве кажется, что это виртуозная комбинация.
— ТАСС
Эйве посоветовался со всеми представителями ФИДЕ, находившимися в Рейкьявике, и вынес официальное решение: отложить матч на два дня, провести жеребьевку 4 июля в 11:45 утра и пустить часы в 17:00. Советская делегация направила официальный протест, названный Эйве обоснованным.
Два звонка
3 июля в офисе Пола Маршалла, юриста Фишера, раздался звонок, изменивший все.
Британец Джеймс Деррик Слейтер был успешным инвестиционным банкиром и любителем шахмат. Он давно уже анонимно увеличивал призовые фонды на шахматных турнирах и жертвовал стипендии талантливым игрокам. Прочитав в газете о финансовых требованиях Фишера и об угрозе отмены матча, Слейтер позвонил Леонарду Бардену, в то время - корреспонденту газеты "Ивнинг стандарт". Кстати, Барден до сих пор - в 92 года - ведет колонку в газете "Гардиан". Слейтер сказал Бардену, что хочет пожертвовать 125.000$, увеличив призовой фонд до 250.000$.
Барден позвонил Маршаллу, чтобы тот поделился новостью со своим подопечным, но Маршалл хотел услышать предложение от самого Слейтера. Через 10 минут Слейтер позвонил для подтверждения и попросил Маршалла передать Фишеру свое пожелание: "Теперь выходи и играй, трус!" Фишер был обрадован, услышав эту новость.
В тот же день Фишер получил звонок и от Генри Киссинджера, советника Никсона по национальной безопасности и будущего государственного секретаря.
Обычно говорят, что тот начал звонок словами: "Худший шахматист планеты звонит лучшему", хотя Даррах приводит фразу "Звонит один из двух худших шахматистов..." Киссинджер сказал, что матч важен для престижа США, и Фишер должен поехать и играть.
Тем же вечером Фишер вылетел в Рейкьявик.
Спасский сорвался
Фишер прибыл в аэропорт Кефлавик в 7:00 утра 4 июля и поехал с полицейским эскортом в столицу Исландии. Оказавшись на месте, он решил, что выспаться важнее, чем посетить жеребьевку, подписал доверенность для своего представителя Ломбарди и закрыл дверь спальни.
Когда Ломбарди сказал, что Фишер слишком устал, чтобы присутствовать на жеребьёвке, Спасский сорвался. Раньше протесты выражали чиновники Федерации шахмат СССР, но теперь сам чемпион мира решил, что с него хватит. Он быстро покинул отель "Эсья" (Hotel Esja), сказав журналисту: "Я еще хочу играть, но сам решу, когда!"
Вскоре последовало официальное заявление Спасского (возможно, написанное в Москве?): "Теперь, для того чтобы существовала возможность провести матч, Фишер должен понести справедливое наказание. Только после этого я могу вернуться к вопросу о возможном проведении матча"
Теперь, для того чтобы существовала возможность провести матч, Фишер должен понести справедливое наказание.
— Спасский
Как оказалось, советская делегация требовала, чтобы Фишеру присудили поражение в первой партии, хотя Геллер загадочно сказал в интервью, что Спасскому "не нужна победа неявкой". (Тогда никто не знал, что в этом матче все же будет победа неявкой...)
На новой встрече советская делегация выдвинула три требования: Фишер должен извиниться, а Эйве - осудить поведение претендента и признать, что задержка матча на два дня нарушила правила ФИДЕ.
Эйве расстроился, немедленно взял лист бумаги, осудил поведение Фишера, признал, что правила ФИДЕ были нарушены и обещал строго соблюдать правила ФИДЕ и регламент матча в будущем. После этого ФИДЕ отправила телеграмму Федерации шахмат СССР, сообщив, что требование признать Фишера проигравшим в первой партии отклоняется.
Жадность?
От Фишера редко требовали извинений, но сейчас он признал свою вину. Фишер начал письмо с предложения полностью отказаться от призового фонда и играть только ради самих шахмат. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь мог обвинить его в жадности. В финальной версии письма этой фразы не было.
Все СМИ писали об алчности Фишера, но он портил жизнь ФИДЕ, Спасскому и организаторам по другим причинам. Одной из них, как ни странно, был страх.
МГ Николай Крогиус, автор книги о психологии шахмат, входивший в делегацию Спасского, писал: "Когда вы видите Фишера за доской, любые разговоры о неуверенности кажутся абсурдными, но до начала важного соревнования Фишера мучают страхи и сомнения"
Сходную точку зрения высказал Ларри Эванс: "Чем ближе становился Бобби к вершине шахматного Олимпа, тем сильнее его сердце сжимал страх поражения. В Рейкьявике он смог справиться с ним, только почувствовав, что вывел Спасского из эмоционального равновесия".
Другая причина была более принципиальной. Фишеру не нравилось, что матч принесет кому-то еще, например, исландским организаторам больше денег, чем ему. Он был звездой, Мохаммедом Али этого матча, и он это знал.
Извинения Фишера
В письме, доставленном в номер Спасского, Фишер извинялся за "невежливое поведение" и пропуск церемонии открытия. "Я просто был увлечен мелкой ссорой по поводу гонорара с исландскими шахматными организаторами", - написал он, также извинившись перед Эйве и "миллионами любителей шахмат во всем мире". Потом Фишер попросил Спасского не требовать присудить поражение в первой партии матча.
Я просто был увлечен мелкой ссорой по поводу гонорара с исландскими шахматными организаторами.
— Фишер
В тот же день Спасскому позвонил высокопоставленный советский чиновник Сергей Павлов, предложивший советской делегации вернуться на родину. Спасский, неизменно отказывавшийся от вступления в коммунистическую партию, вежливо отклонил совет и на этот раз.
Спасский принял извинения Фишера, сказав, что сможет сесть за доску только во вторник (11 июля), но готов провести жеребьевку. Она прошла вечером в пятницу 6 июля в игровом зале Лаугардсхолл (Laugardalsholl). Фишер опоздал на 22 минуты, но все испытали облегчение, когда американец, наконец, показался на публике.
Спасский в шутку обхватил левый бицепс Фишера, как боксер перед поединком. По итогам жеребьевки чемпион должен был начать матч белыми. Обсудив правила, Спасский сказал, что не настаивает на присуждении поражения за неявку, а Фишер согласился отложить начало матча еще на несколько дней.
Матч должен был начаться через пять дней. Подготовка к величайшему соревнованию в истории шахмат сама по себе стала изматывающим сражением.