Вишванатан Ананд: "Шокирует, что вдруг на тебя смотрят, как на ветерана"
15-й чемпион мира, легендарный гроссмейстер Виши Ананд говорит с Дэвидом Коксом об особенностях борьбы с сильнейшими шахматистами мира в возрасте 50 лет, о воздействии технологий на мир шахмат и о том, как его раздражает, что каждое новое поколение шахматистов узнает об одном из самых неприятных моментов в его карьере.
Став гроссмейстером в 1988 году, Ананд провел на шахматном Олимпе более тридцати лет - удивительно долго для спорта, становящегося все моложе и моложе в игре на высшем уровне.
В 1980-х, будучи подростком, Ананд получил за скорость игры прозвище "малыш-молния", но с тех пор он сильно изменился как шахматист. Способность совершенствоваться проявляется в его готовности осваивать новые технологии и изменения в игре, связанные с ростом силы компьютеров, начавшейся в 2000-х годах.
Подготовка помогла ему сокрушить своего исторического соперника Владимира Крамника в матче на первенство мира 2008 года и бороться за шахматную корону на протяжении двух десятилетий, разделяющих матчи против Гарри Каспарова в 1995 году и Магнуса Карлсена в 2014 году.
И в 50 лет Ананд остается одним из 20 сильнейших шахматистов мира. Победа на Чемпионате мира по рапиду в 2017 году показала, что он может бороться и побеждать в сильнейших по составу соревнованиях.
Интервью проходило по телефону. Текст мог редактироваться для ясности или краткости.
Chess.com: Неоднократно отмечалось, насколько удивительно, что вы продолжаете выступления на высшем уровне в 50 лет. Многие ваши противники 1990-х или 2000-х годов либо ушли из шахмат, либо снизили свой рейтинг. Что дает вам силы бороться?
Вишванатан Ананд: Для каждого становится потрясением, когда понимаешь, что люди видят в тебе ветерана. Сначала вам 20 лет, а потом вдруг 50. Я помню, как меня окружали [Ян] Тимман, Каспаров, [Анатолий] Карпов, и все они были старше. Вы долго не замечаете, но однажды осознаете, что все моложе вас. А потом - что все намного моложе вас.
Сейчас, встретившись за доской с [Алирезой] Фирузджой, я был шокирован, узнав, что он родился через три года после того, как я впервые завоевал титул чемпиона мира в 2000 году. Я понимаю, что возраст дает мне послабление и сам стараюсь быть менее самокритичным, когда у меня случаются неудачные турниры. Но это не должно заходить слишком далеко. Или играть в полную силу, или не играть.
Или играть в полную силу, или не играть.
В прошлом году Аниш Гири в интервью сказал, что ваша карьера продолжается так долго, потому что вы "молоды духом" и добавил: "Виши - такой человек, который постоянно обновляет приложения на своем смартфоне". Это правда?
Я прочел это интервью и смеялся до колик. Не понимаю, как связаны обновления и молодость духа, но он попал в точку. Я регулярно обновляю приложения на своем телефоне. Я не знаю, почему и зачем, иногда просто от скуки! Но он хорошо это выразил. Прочитав интервью, я показал ему свой телефон и сказал: "Видишь, все обновлено!"
Я помню, как следил за вашими успехами в юности. Вы стали международным мастером в 15 лет и чемпионом Индии в 16. Всегда ли вас привлекала только карьера профессионального шахматиста?
Карьера шахматиста меня затянула. Это было эмоциональное решение, вызванное любовью. Я понимаю, как мне повезло, что успехи пришли сразу. В Индии в 10-м и в 12-м классе школы наступают переломные моменты, когда молодежь, выступающая в спортивных соревнованиях, начинает задумываться и спрашивать себя: "Я действительно чего-то добился? Может, рассмотреть другие возможности?"
Карьера шахматиста меня затянула.
Я стал чемпионом Индии в 10-м классе, гроссмейстером в 12-м, а по окончании университета был пятым в мире. Это было прекрасно, потому что у меня никогда не было неприятного разговора с самим собой. Я хотел заниматься шахматами, и никто так и не объяснил мне, почему я не должен этого делать.
Что думали об этом ваши родители? Беспокоила ли их стабильность карьеры шахматиста?
Мои родители могли сомневаться, потому что мой отец работал на железной дороге. Они не имели представления о шахматах, плыли по течению, они знали, что я любил эту игру, и ничего мне не говорили.
Говоря о стабильности карьеры, мне кажется, что, в конце концов, в шахматах не больше и не меньше риска, чем в любой другой работе. Я спрашиваю у людей, какая карьера дает эту стабильность? Сейчас приходится всегда быть начеку. Я могу вернуть вопрос вам как журналисту. В вашей работе можно говорить о стабильности карьеры?
В самую точку, Виши! Вернемся к самому началу вашей карьеры, известной партии с турнира в Биле в 1988 году, где вы проиграли Алонсо Запате в шесть ходов.
Рассказывают, что вы видели партию Кристиансен-Майлс, где черные допустили ту же ошибку на пятом ходу, не зная, что это была договорная ничья. Расскажите историю этой партии.
В те времена я играл очень импульсивно и быстро. Помню, что потратил на 5...Сf5 всего несколько секунд и похолодел, внезапно осознав, что у меня нет ответа на 6.Фe2.
Я покрылся потом, а мой противник был настолько изумлен, что продолжал смотреть на доску. Он провел одну-две минуты, не веря своим глазам, и для меня они тянулись как вечность. Наконец, он ответил 6.Фe2, я сдался и быстро скрылся, пока все не поняли, что случилось, потому что мне было по-настоящему стыдно.
Я могу объяснить, что, наверное, смотрел вариант, где белые играют c4 и Кc3, и тогда можно продолжать ...Сf5, и перепутал эти продолжения. Я мог видеть и партию Кристиансен-Майлс, я просто уже не помню подробностей. Как знать, все случилось за секунды.
Но я спас этот турнир, точно не провалился. Я финишировал где-то в середине таблицы и думал, что инцидент исчерпан. Но эта партия преследовала меня еще долгие годы, не знаю, почему. Я скажу так: это был неудачный день, почему бы не оставить меня в покое? Меня стало раздражать, когда каждое новое поколение шахматистов узнавало об этой партии, и мне приходилось снова и снова о ней вспоминать!
Мне кажется, в 1988 году партии не транслировались онлайн.
Вот именно. Тогда на открытых турнирах было всего по несколько демонстрационных досок, с которыми управлялись добровольцы. Участники турнира, видевшие, как я покидаю зал, решили, что я быстро согласился на ничью. Тогда никто не следил за партиями во время игры, и все узнали, что я проиграл так унизительно только через месяц-другой после партии, что было для меня облегчением.
Когда вы молоды, каждый день начинается заново. Жизнь полна оптимизма, и вы идете вперед. Но если бы это случилось сейчас, трудно вообразить, сколько глупых твитов мне пришлось бы увидеть.
Аниш бы обязательно твитил!
Ага!
Говоря о том, как изменился мир: вы играли в матчах на первенство мира в 1995 и 2014 - с перерывом почти в 20 лет. В чем было самое большое различие этих двух соревнований?
Меня поражает, что задачи, отнимавшие у команды из четырех человек от одной до двух недель в 1995 году, компьютер решает сейчас ровно за две секунды. Некоторые ходы, которыми я при подготовке к матчу в 1995 году гордился, предлагаются немедленно. Я могу потратить много времени, объясняя сегодняшней молодежи, что когда-то найти эти ходы было очень трудно, но при этом чувствуешь себя настолько древним, что даже говорить об этом не хочется!
Задачи, отнимавшие у команды из четырех человек от одной до двух недель в 1995 году, компьютер решает сейчас ровно за две секунды.
Сейчас задача в том, чтобы управлять потоком информации, видеть все с высоты птичьего полета, потому что компьютер находит для вас многое, но если вы не разберетесь в информации за доской, это не поможет. Вам нужно самому искать свой путь в позиции, не полагаясь на память.
Напрашивается сравнение: сегодня мы можем создать карту всего мира. Но как вы найдете дорогу, если окажетесь где-то без карты? Это главный вопрос в элитных шахматах на сегодня.
Новые средства подготовки принесли вам особенно много пользы, когда в 2008 году вы встречались с Крамником в матче на первенство мира, одержав свою самую значимую победу. Расскажите об этом подробнее.
Да, вы правы, мы провели очень глубокую подготовку, получив доступ к очень хорошей компьютерной аппаратуре. Но главное - мой подход гармонировал с технологиями. Я был готов рисковать, учиться и пробовать новое. И внезапно появилась подходящая технология. Все оптимально совпало, и я думаю, что в этом - большая доля моего успеха в том матче.
Главное - мой подход гармонировал с технологиями. Я был готов рисковать, учиться и пробовать новое.
Чувствую, что подошел к матчу так же, как Крамник, сражавшийся с Каспаровым в 2000 году. В том матче он был готов на все: пробовать новое, старое, и это заметно сказалось на его игре.
Победа в 2008 году могла быть для вас особенно важной, потому что ранее в 2000 году вы завоевали титул чемпиона мира ФИДЕ, а в 2007 году выиграли объединенный чемпионат в Мехико, но только в 2008 году завершился раскол, определявший облик шахмат многие годы.
Я очень горжусь своим выступлением в Нью-Дели в 2000 году, хотя в титуле ФИДЕ был и привкус горечи. Как тогда говорили, если в мире два чемпиона, значит, на самом деле нет ни одного. И это правильно, потому что ситуация была абсурдной. Положение было смехотворным, но в нем не было ни моей вины, ни вины Крамника, ни чьей-то еще.
Здорово, что я выиграл чемпионат в 2007 и впервые на моей спине не сидела эта обезьяна. Теперь мне не приходилось отвечать на глупые вопросы, по какой версии я чемпион. Но формат еще вызывал вопросы, и многие говорили: "Он победил, но не в матче". Это раздражало.
Поэтому все кривотолки закончились в Бонне. Я помню, как вернулся в свой гостиничный номер после матча, ощущая, что уже ничего никому не должен объяснять. Я мог сказать просто: "Я - чемпион мира". Это - освобождение. Войдя в комнату, я сказал [своей жене] Арджуне: "Мне больше не придется возиться с идиотами". И она рассмеялась, поняв, что я хотел сказать.
Я помню, как вернулся в свой гостиничный номер, ощущая, что уже ничего никому не должен объяснять. Я мог сказать просто: "Я - чемпион мира".
Через пять лет, в 2013 году вы уступили титул Магнусу. Смягчило ли удар понимание, что вы передаете корону фигуре исторического масштаба в этом спорте?
Отчасти да. Я расстроился, что не смог оказать большее сопротивление. Меня особенно злило, что все произошло в Ченнаи. После стольких матчей я проиграл этот в своем родном городе. Но конечно, я понимал, что мой противник - достойный чемпион мира. Я почувствовал, что теперь у меня стало меньше забот, что случилось, то случилось, и я должен с этим смириться.
Меня особенно злило, что все произошло в Ченнаи. После стольких матчей я проиграл этот в своем родном городе.
В 2016 году в 46 лет вы участвовали в Турнире претендентов, где разделили второе место. Вы чувствуете, что смогли бы однажды сыграть новый матч на первенство мира или снова стать чемпионом?
Я не исключаю этого, но путь становится все длиннее! Сначала мне придется попасть в Турнир претендентов, потом победить в нем и выиграть матч. Чем больше вершин нужно преодолеть, тем труднее. Можно надеяться на чудо, и мне все еще может повезти, - почему бы и нет. Но мне понадобятся два или три чуда.
Поэтому я уже не думаю о чемпионстве. Если я попаду в Турнир претендентов - здорово, постараюсь воспользоваться шансом. Если выйду в чемпионский матч, буду играть. Но я буду столь же удивлен, как и все остальные. Скажем так: я продолжаю играть и участвовать в турнирах, вот и все.
Последний вопрос. Вы уже упоминали Фирузджу. Мы видим подъем нового поколения талантливых подростков и юношей, которым только исполнилось 20. Вы чувствуете, что по ходу вашей карьеры шахматы становятся все моложе?
Это правда. Как-то в начале 1980-х я взглянул на мировой рейтинг, и средний возраст шахматистов мировой десятки составлял около 35 лет. Среди них была пара 60-летних. Для сравнения: я снова заглянул туда в 2015-2016 годах, и средний возраст упал до 25 лет, а двум возрастным шахматистам было по 40 лет.
Так что, по всем данным, шахматы становятся все моложе, и это объясняется просто. Технологии снизили значение опыта. Они отправили опыт на дальний склад, и он становится вновь ценным только при определенных условиях.
Опыт дает сейчас лишь определеннyю мудрость, знание положений, встреченных ранее, понимание сложности определенных решений, но он не приносит вам достаточной выгоды. Мне кажется, юные шахматисты добиваются больших успехов просто потому, что они лучше считают.